Здравствуй, назовись.
- Приветствую. Мое истинное имя Bellphegor Argentum Snake| Бельфегор Аргентум Снэйк, имя первое сути, данное при рождении. [В демонологии Бельфегоор - имя демона, помогавшего делать открытия; Аргентум же с латинского означает серебро; Снэйк по-английски змея]. Шепчущая - имя второй сути, данное мастером. Кличка, чаще всего используемая, как оскорбление - Ведьма, за глаза в прямом смысле этого слова. Прозвище - Menolli | Менолли, скорее приевшаяся кличка, нежели прозвище. Обычно так и представляюсь, - отвечаешь ты, смотря на громадного пса, что преградил тебе путь.

Очень приятно, теперь скажи свой возраст и пол.
- Ты, верно, слеп, если не видишь. Мне пять лет о роду, я - самка.
Ты спокойно ведешь ухом и улыбаешься.

Что ты из себя представляешь? - спрашивает пес, - расскажи о своем характере.

Сквозь тревожные сумерки - дым сигарет.
Отражается в зеркале нервное пламя свечи.
Я сижу за столом, на столе – пистолет.
Я играю в игру для сильных мужчин.
Она хотела бежать, бежать как можно быстрее. Но радуга оказалось недосягаемой и небо кричало горазд громче, чем ей показалось тогда. Падая, вставая, снова падая и снова вставая, она не может прервать этот замкнутый круг - сил не осталось. Столько времени утекло с тех пор, а она всё никак не может забыть. И снова мысли, снова эмоции, туманные, но такие правдивые, словно легенды. Они мучают, они рвутся наружу, сжигая, испепеляя. Она привыкла уже и перестала боятся сама себя. Приклеив к себе неизменную улыбку, она больше не плачет, нет. Она просто уходит в ночь, оставляя после себя лишь теплое дыхание и свет луны в беззвездном небе. Она ищет тишину, слепо, глупо, и не может найти счастье. Она, вроде бы, жива, а вроде бы уже нет. Она не здесь, она где-то там, за горизонтом, ловит белых бабочек. Смешивая их пыльцу с чернилами, рисует пальцем по стеклу странные знаки, только ей понятные. И танцует под луной, вспоминая прошлые дни, когда все было так хорошо и разочаровывается в себе вновь и вновь. Но изменить-то все равно ничего не может. Она - это просто обложка, черно-белая, выцветшая, скрывающая за собой яркие странички. Это был её контракт, контракт с дьяволом, и договор был подписан чужой кровью. Она сдалась, она отдалась потоку ветра, лишь бы забыть, лишь бы не чувствовать каждую ночь одно и то же. Эта боль, эта чертова боль вгрызается в те лоскутки души, что еще остались где-то внутри. Это раздражало, действительно раздражалось, но убежать от этого некуда. Кажется, она слишком часто проверяла этот мир на прочность и в конце концов что-то сломалось в ней. Что-то очень важное, кажется, а может и нет. Она заблудилась в темных туннелях своего внутреннего мира, она потерялась среди тысяч паутин. Ей не страшно, что её не найдут, ей страшно вновь остаться в одиночестве. Это такое одиночество, когда даже прохожих рядом нет. Это самое страшное, и звезды с неба шепчут ей такую судьбу. Проклиная небо, она, спотыкаясь, бежит. Вновь, черт знает куда, лишь бы исчезнуть. Стук сердца, скрипка души, буйство разума. Она не плачет, нет. Она смеется, как всегда, и пускай именно причин для смеха как раз-таки и нет. Точнее, их нет для окружающих. А она смеется над всем, будь то смерть или жизнь. Лишь бы не забыть, как звучит смех. Повторяя себе вновь и вновь, что пора бы уже выходить из роли шута. Что пора становиться чем-то большим, чем просто солнечное пятно. А ей не привыкать. Ведь она привыкла уходить чуть раньше, чем слишком поздно. Надо оставить прошлое позади, начать новую жизнь. Но она боится, боится забыть себя. Ту, настоящую, а не нынешнею. И выхода нет. Опять. Попадая во все ловушки, мерзкие липкие сети и черные дыры, расставленные специально для нее, она все же не понимает, что нить, которая связывала ее с этим миром, безвозвратно утеряна. Просто напросто разорвана. Разорвана слишком давно, чтобы попытаться что-то склеивать. И глупые ангелы, смеющиеся ей вслед, не понимают, что в душе она все тот же ребенок. Лежа на холодном и стеклянном, окровавленном полу закрывает глаза и исчезают звезды. Теперь ее совсем нет. Она предалась мечтам, и, повернувшись мордой к эйфории, она мечтательно, совершенно по-детски, загадывает одно желание. Единственное, именно то, которого она хочет больше всего на свете. Да, она сдалась, она осталась, это правда. И цепляясь за надежду, как за одежду репей, уходит все дальше от собственных желаний, от самой себя. В поисках правды, под стук дождя, вспоминая что произошло, крутить слова в голове и повторять: "Я вернусь, ты только дождись меня..." А дальше стрелки-часы, ее никто не понимает, и она тихо хмуря бровки понимает: пуля - дура... Она всегда любила быть одна, вдали от всех, вдали от этого мира и от глупых беспечных персонажей, населяющих его. И, наверное, она понимала, что все не так просто и это взрослое кино, куда она больше не вернется. Но она же обещала, она должна вернуться.
Иногда ей кажется, что она совсем сошла с ума, но нет, способность трезво мыслить все еще при ней, что, несомненно, радует. Много, много раз она хотела стать птицей, дабы улететь отсюда. Куда угодно, это неважно. Лишь бы улететь. Но осознание того, что это невозможно, со временем пришло, и это вывело её из детства насовсем. Ей больше ничего не снится, и сон её пуст и зачастую беспокоен. Слишком холодная и непонятная для одних, слишком резкая и скучная для других. Но никто, никто из них не знает её настоящую. Да и она, видимо, тоже забыла ту себя и вспоминать не собирается. Какой этот мир? Чему в нем верить? Она никогда не получит ответы на эти вопросы. Да и не нужны они ей, все равно по-другому смотрит на мир. Она может быть слишком грубой, но говорит лишь правду, пусть и режет от неё глаза. Гениально небрежна, не болтает о лишнем, скорее, молчит о самом главном. Привыкла уходить по-английски, как это делал её отец - с первыми рассветными лучами куда-то вдаль. Она не ищет себе друзей, ибо знает простую истину - жизнь, это игра, война, а в войне союзник всегда может стать врагом, как и будет под конец. Она знает, что после всех них останется только пепел да свет солнца из-за туч.
Сухость в голосе, припорошенная все тем же пеплом - уже не мед, уже не горит. Она перестала быть загадочной, тайна сбежала из её души, осталась лишь прозрачная оболочка. "Это никогда не кончится" - повторяет она раз за разом и, закрывая глаза, поворачивается спиной к ветру. Уходит, уходит опять, даже не попрощавшись, и не обещает более никому новых встреч. Она знает, что может умереть в любой момент, и смирилась с этим. Темная река, бегущая сквозь толщу камней - вроде бы невозможно, но вода всегда найдет проход. Такова жизнь. - описываешь каждую особенность ты.

Загляни в это зеркало, - пес подводит тебя к громадному, высеченному в камне зеркалу, - что ты видишь? Опиши себя.
Сохрани мое фото на книжной полке.
Там я в старом пальто, с сигаретой во рту.
Через миг разорвусь на осколки
И наполню собой пустоту.
Нет ничего необычного, лишь тусклый свет таких, вроде бы, необычных серебристых глаз, таких же блеклых, как и её душа, да тихого, почти шепчущего голоса. Размеры её сравнительно невелики, и в совокупе с длинными худыми лапами - это просто чудо-устройство для бега на большие расстояния. К пяти годам мышцы заметно окрепли, что позволяет ей развивать неплохую скорость, что и дает ей преимущество в своей должности. Все в ней выдает шпиона и, возможно, даже убийцу: и плавные гибкие движения, и тихая поступь, и изучающий взгляд из-под полуопущенных век - часто щуриться, не в силах смотреть на свет, -  и слишком уж тонкие клыки, не свойственные воинам.
Шерсть её имеет черный окрас, но на плечах, животе, ушах и морде мелькает темно-коричневый цвет. Вытянутая морда кончается черным носом, на голове красуются два заостренных уха. Хвост обрублен, как и у большинства доберманов. Расчетливость в каждом движении, легкость в лапах, слишком много холода - вот-вот заледенеет след. Она сама себе не соответствует, неправильная, запутанная, туманная. Натянутая улыбка, иначе бы тонкой линии губ вообще было бы невидно. Она выглядит слишком усталой со стороны, и в глазах нет уже того огонька, что был в детстве. Всё скучно, обыденно и однообразно.

Не забудь рассказать о своем прошлом.
Непредсказуемы пересечения
И разветвления наших дорог.
Мы остаёмся на несколько жизней,
Чтобы однажды столкнуться в холодном метро.
Она родилась в небольшой семье биологов, что жили где-то на окраине одного из российских городов. Ничего особенно, глава семь - отец-ученый, загоревшийся очередной "гениальной" идеей, и мать семейства, во всем ему помогавшая. детей у них не было, и они занимались разведением собак разнообразных пород, преимущественно - доберманов. Благо, финансов хватало, пусть и не на все. Но дело для них было превыше всего, так что делайте выводы.
Родителями Белл были все те же доберманы, чистокровные до мозга костей. В помете было четверо щенков, и все четверо были удавшимся экспериментом. Хозяева-ученые проводили модификации с цветом глаз, добивались чего-то действительно необычного, причем путем меньших затрат и "старых методов". Получилось очень даже неплохо - у всех родившихся щенков глаза были серо-серебристыми. Точнее, у трех из них. У нашей же героини глаза были серебристые с мелкими, почти незаметными черными крапинками. Дефект, тогда подумали хозяева, и, возможно, были правы, кто знает. Как бы то ни было, малышку наградили именем, подходящим для породистой особо - Бельфегор, в честь удавшегося эксперимента, Аргентум, в честь цвета глаз [так был назван каждый из четырех щенков], Снэйк, личное имя. Коротко же - Бас, так они её называли.
Двух щенков в скором времени продали, ибо цвет их глаз не представлял собой особой ценности - они были практически серыми, нежели серебристыми. Осталась, естественно, наша героиня и её брат. Цвет его глаз был идеальным и его, соответственно, и использовали для продолжения рода. А Белл же выпала участь доживать остатки дней на заднем дворе с остальными собаками, так и не проданными или неиспользованными еще. Одним из таких был мудрый Арчер, что был старше нашей героини на год. Он так же был участником одного из экспериментов, и смысл  его был тот же, вот только цвет глаз был выбран другой - золотистый. Точнее, золотистый с крапинками, таким он был у Арчера. Именно этот пес в корне изменил мировоззрение Менолли.
Она называла его не учителем и даже не наставником, а мастером и только. Он же называл её Шепчущая, за манеру разговаривать тихо и плавно. Он просто учил её жить, обороняться от других собак, привил ей многие собственные вкусы. Но главным было то, что Арчер приучал свою ученицу к любви к людям. Она не должна была идти против в них, нападать разрешалось лишь на врага. Как оказалось, в скором времени Менолли научилась различать "своих" и "врагов".
Время шло, и хозяева решили-таки отдать на войну своих псов. Не самая лучшая участь, думали тогда они. Но Менолли думала иначе. Она хотела найти себе место в жизни, а не коротать дни в каком-то питомнике черт знает где. В общем, так она попала в Сталинград, где из нее и сделали настоящую боевую собаку. Она не знает, забрали ли остальных, забрали ли мастера, но хочет повстречаться с ним однажды, если переживет Войну.

Куда ты собираешься вступить? В ряды "альфа" (Германская армия) или в ряды "ястреба" (Советская армия).
- Я гордо зову себя Ястребом.

Какую должность ты собираешься занять?
- Сторожевая собака; была так же обучена на истребителя.

Спасибо, что присоединились к нам, теперь ждите решения совета, не забудь указать ключ.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.